Ниже будет приведен отрывок и забавного рассказа: «Несколько дней из жизни Лукавого».

Готичные.

– Это что за херня? – Лукавый недовольно зыркнул сперва на молодую парочку, а потом на доставивших её рогатых конвоиров. – Вы ещё целый табор передо мной усадите! Почему очерёдность не соблюдаем?
– Одна на двоих ведомость! – пояснил один из охранников.
Денёк сегодня выдался на редкость паршивый, Лукавый устал и немного нервничал, поэтому приключившаяся глупость его ничуть не радовала.
– Хм… И в самом деле – одна… – удивился Лукавый, посмотрев на документ, в котором шёл разбор полётов СРАЗУ ДВУХ грешников. – Ладно, ступайте, – отпустил он охранников. – Буду расхлёбывать эту баланду…
Он ещё раз оглядел парня с девушкой – бледные, с длинными темными волосами, губы у обоих чёрные, у девушки не менее чёрные тени на глазах и такой же лак на ногтях, у парня в нижней губе пирсинг.
– Могу поспорить, “Ворона” любите пересматривать, – довольно-таки нестандартно начал разговор Лукавый. – Нравится фильм?
Парочка не произнесла ни слова.
– Нравится или нет? – повысил голос Лукавый, одновременно листая ведомость.
Первым решился заговорить парень:
– Мы в Аду? – спросил он.
– Нет, бля – на программе “Розыгрыш”, – шутливо огрызнулся Лукавый, но похоже, что парень воспринял агрессию всерьёз.
– Нестеров Олег Николаевич, Тимошенко Татьяна Валерьевна… – прочёл их имена Лукавый. – Хм… Даже не родственники… Чего ж вас в одну ведомость-то упекли? – он снова перелистнул документ и со скукой в голосе протянул: – Опя-я-я-ять… Как же я устал от вас, суицидники хреновы!
– Вы Дьявол? – снова спросил парень.
– Друзья зовут Лукавым, – мимоходом ответил Лукавый парню. – Но я сомневаюсь, что ты подпадаешь под категорию друзей… Как не зови – определять тебя по-любому придётся.
– Вы только нас не разлучайте… – теперь уже подала свой тонкий голосок девчушка. – Если и пытать, то…
– Оп-паньки! – перебил Лукавый, подняв на неё взгляд. – Прямо как в анекдоте: “и разгова-а-а-а-аривает”! Я уж думал, что ты глухонемая!
Слова Лукавого возымели обратный эффект – девочка заткнулась, не решаясь продолжить свою глубокую мысль.
– Так… – похоже, Лукавый отыскал в ведомости кое-что интересное. – Вдвоём, значит, при свечах вскрыли себе вены и, обнявшись, лежали в одной ванне? Хм… Из-за этого чтоли и оформили вас в один документ?
– Жизнь ужасна и несправедлива… – произнёс парень.
– Мы хотели уйти вместе… – поддержала его девушка.
– Вай-вай! – с издёвкой передразнил Лукавый. – Какие готичные красные слёзки и романтичные розовые сопельки! Заплачу сейчас!.. Вот только сигару выкурю и заплачу…
– Вы тоже к нам несправедливы! – возмутился парень. – Разве можно так жестоко издеваться над человеческими чувствами?
– Ну, раз издеваюсь, значит, можно, – сказал Лукавый. – Кто мне запретит?
– Вы ведь тоже одиноки… – тихо произнесла девушка.
– Я? – удивился Лукавый, острыми зубами обкусив кончик только что извлёчённой из кармана сигары.
– Вы потеряли дом, вас свергнули с небес, в несчастьи пребывая болью адскою томимый…
– Стоп! – осадил её Лукавый. – Во-первых, нет слова “свергнули”! Есть “свергли”. Во-вторых – это что же ты, своими творениями меня задавить решила?
Девушка опустила голову. Лукавый быстро прокликал Базу Мироздания.
– Ага! Есть! Есть в твоей биографии вкладка “Творчество”! – сказал Лукавый. – А вот это, – он кликнул мышкой, открывая стих, – как раз то, что ты только что пыталась мне втюхать…
Готичный парень обнял девушку за плечи, а та прислонилась к его груди, пытаясь спрятать лицо.
Не обращая никакого внимания на расстроившуюся девушку, Лукавый зачитал:
“Твой дом утерян, сброшен ты с небес,
В несчастье пребываешь, болью адскою томимый,
И смысл бытия навек исчез,
Когда низвергнут был никем ты не любимый.
Когда лилась на имя твоё грязь,
Когда плевались злые иноверцы,
Струна любви в тебе оборвалась,
Жестокость завелась в разбитом сердце…”
Лукавый перестал читать, и в следующий же миг его классической жертвой стала многострадальная пепельница, куда он сплюнул с такой силой, что комнату озарила вспышка. Парень вздрогнул. Девушка резко повернула от его груди в сторону Лукавого заплаканное лицо и круглыми от ужаса глазами посмотрела на относительно маленький, но достаточно зловеще вздымающийся над останками пепельницы “ядерный грибочек”.
– Это ты кому писала, если не секрет? – прищурив горящие глаза, спросил девушку Лукавый. – У какого такого бедолаги “жестокость завелась в РАЗБИТОМ СЕРДЦЕ”? А “иноверцы” – это кто, если не секрет?
Девушка стала её бледнее, подбородок пару раз дрогнул, а парень сильнее прижал её к себе, начав успокаивающе гладить.
Лукавый тем временем зачитал продолжение:
“В душевных муках пребываешь ты один,
Навеки обделённый лаской и любовью,
Не можешь умереть, не встретишь ты седин,
И грех свой искупить не сможешь кровью…”
– Я сейчас в кого-то степлером кину! – вкрадчиво произнёс Лукавый, медленно поворачивая голову от монитора к девушке.
Та по-прежнему не могла собраться, когда же ей это удалось, то она лишь пошевелила пересохшими губами, с которых упали совсем тихие еле различимые из-за внезапно пропавшего голоса слова:
– Вам… не… нравится…?
– Чего там бормочешь? – картинно окликнул её Лукавый, словно и впрямь не услышал сказанного.
– Она же ДЛЯ ВАС это писала! – вступившись за подружку, с укоризной воскликнул парень. – Писала ДЛЯ ВАС! ПОЧЕМУ ВЫ ЕЁ ОБИЖАЕТЕ?!
– Ты, как я заметил, волосы и губы красишь, – сказал готичному парню Лукавый. – Так вот чего хочу спросить – ты не пидор случайно будешь?
– Что вы за существо?! – ещё больше обиделся парень. – Откуда столько злобы??
– Я не с целью оскорбить, я серьёзно! – сказал Лукавый. – Ответь – “да” или “нет”.
– Я люблю ЕЁ! – он погладил девушку. – ТОЛЬКО ЕЁ и никого больше!
– Значит, не пидор, – кивнул Лукавый. – А вот теперь представь, что ты такой весь из себя натурал, а я для тебя вдруг стих пишу, – не делая лишних пауз, Лукавый сразу выдал вольную импровизацию:
“В тоске унылой грезишь о парнях,
О гей-парадах, что шагают по Европе,
И в грёзах видишь, как целуют пидоры твой пах,
Мечтаешь ощутить упругий фаллос в… ну, ты понял, да?”
Повисла немая сцена. Казалось, что Лукавый вместо стиха произнёс заклятие, которое превратило парня в каменную статую. Тот сидел, глядя на хозяина офиса остекленевшими глазами. Рука его застыла на плече девушки. Сама же девушка и то проявила больше жизни – обеспокоено заглянула в лицо впавшего в ступор приятеля.

– Вы… – наконец выдавил одно слово парень.
– Ты расслабься! – сказал Лукавый. – Чего в такой ахуй выпал? Думаешь, я проклятие на тебя наслал, и тебя теперь на мальчиков потянет?
– Вы... зачем…? – проговаривал парень.
– Это я в качестве иллюстрации тебе привёл, – сказал Лукавый. – Так и не понял, в чём фишка?
– Вам просто не понравились мои стихи? – тихо спросила девочка.
– Бинго! Умница! – Лукавый прищелкнул пальцами. – Наконец-то начинаешь понимать, в отличие от своего офигевшего дружка!
– Она… – парень начал таки связывать слова. – Она ведь не про гомиков вам писала…
– Не про гомиков… – покачал головой Лукавый. – Про меня она писала… Но, видишь ли, парень – слушать о том, что у меня “разбитое сердце” или “душевные муки” мне также не лестно, как и тебе про “упругий фаллос”… Иными словами – слог может и хороший, но вот смысловая нагрузка… Понимаешь меня?
– Я обидела вас в своих стихах? – девушка теперь вдруг начала проявлять куда больше смелости, нежели парень. – Я не хотела…
– Понятное дело, что не хотела, – фыркнул Лукавый. – Ты ведь за всю свою жизнь обо мне ничего не знала… Думала, что мне приятно всё то же, что и вам. Фу! – он повернулся было к пепельнице, но заметив, что от неё и так остались одни лишь воспоминания, кое-как воздержался от плевка.
– Извините меня, я и вправду не знала… – склонила голову девушка. – Хотите – я другие стихи вам напишу? Хотите? Вы только скажите, какие… А я…
– Уф-ф-ф, детка… – вздохнул Лукавый. – Детка, детка, детка, детка… -–усталым и озадаченным тоном начал медленно повторять он, массируя себе виски. – Как же сложно бывает с такими, как ты… – он переглядел ведомость. – Вот так посмотришь – вроде бы и приятное мне хотела сделать… Время своё личное потратила… Отчасти я даже польщён таким вниманием, – он кивнул девочке. – Да и потом – не зверь я… Не каждого порой и хочется отправлять в топку… – он вздохнул и глянул на моник со стихом. – Но вот как почитаешь такую хрень, так сразу противно становится.
Он вновь зачитал:
“Жестокость бога не сравнить с твоей,
Унылою навек останется картина,
Из всех сердец нет сердца холодей,
Того, что блудного простить не может сына…”
– Вот скажи, дорогая, это кого ты “сыном блудным” зовёшь? – спросил Лукавый. – Меня? Я, пожалуй, не стану тебе втирать о том, что Изенька официально считается ЕДИНСТВЕННЫМ сыном небесного фраера. Кроме того – с чего ты взяла, что я этим самым фраером был создан?
– А разве нет? – девушка поглядела с изумлением.
– Ну да ладно, – проигнорировал её вопрос Лукавый. – Дело тут совсем в другом – может или не может ваш боженька простить мне мою политику – меня не волнует! А она, видите ли, пишет так, словно я серенады вашему божку пою, ожидая, что сейчас сбросит мне с неба веревочную лесенку...
Девушка вновь уткнулась лицом в свои ладони.
– Хватит! Перестаньте! – вновь вмешался парень, опять начав успокаивать девушку. – Она ведь предлагала вам другие стихи! Почему вы на неё сердитесь?
– Сержусь? – удивился Лукавый. – Было бы за что!
Парень стушевался, ожидая, что Лукавый всё-таки сделает что-то ужасное. Но Лукавый лишь дотронулся вынырнувшим из-под стола хвостом к плечу девушки:
– Всё, успокойся… Не буду больше тебя чморить, – сказал он ей. – Не плачь…
Девушка подняла лицо.
– Я всё, что захотите, напишу для вас… – сказала она.
– Верю… – кивнул Лукавый. – Симпатией попахивает… Плюсик тебе за это… Но проблема в том, что подсказать просишь… – он вздохнул.
Девчушка молча его слушала.
– Но даже и не это главная проблема, – продолжил Лукавый. – А проблема в том, что ты и ДРУГИЕ стихи писала… Что, скажем, вот с этим делать? – он зачитал строки нового четверостишья:
“Страданья закончатся, муки уйдут,
Когда я ударюсь, упав камнем с крыши.
Прощусь с бренным телом, и ввысь понесут
Меня два крыла к тебе, Боже Всевышний…”
– Я думаю, что не стоит тебе лекцию прочитывать о загонах небесного фраера… – сказал Лукавый. – Ты ведь, детка, и сама теперь убедилась, что суицидников он не гребёт в своё стойло…
Девушка виновато кивнула.
– Но помимо этой твоей лажи, я ещё одного понять не могу, – раздвоенным змеиным языком он лизнул уже давно потухшую сигару, отчего та вновь загорелась. – Сначала ты бочку на боженьку катишь, а затем хочешь полететь к нему на крылышках… Это от чего, если не секрет? Прощения у него выпросить решила? А зачем тогда руки на себя накладывать – он же тебе за это “спасибо” не скажет…
– Просто у меня было такое настроение… – пожала плечами девушка. – Мне просто хотелось написать это…
– Понятно… – вздохнул Лукавый. – Одним словом – ни фраеру небесному свечку, ни мне, соответственно, кочергу…
Девушка молчала. Лукавый тем временем взял свой “Паркер” и застрочил чего-то в ведомости.
– Теперь ты, – закончив писать, сказал он парню. – Покажи-ка свои творения – свериться хочу.
– Какие творения? – парень недоумённо посмотрел на Лукавого.
– Руки свои покажи! – пояснил Лукавый. – Да не ладони, болван! Тьфу ты, и не шрамы свои говённые! Плечи покажи!
Парень наконец сообразил, и сбросил куртку.
– Ага! Теперь вижу! – кивнул Лукавый. – Сходится, прямо как по базе, – н сверил татуировки с картинками в Базе Мироздания. – Змеи, черепа, и без воронёнка, я вижу, тоже не обошлось… Любите всё-таки свой боянистый фильм… А где же моя детка, если не секрет?
– Что? – не понял парень. – Какая детка?
– Вот! – Лукавый повернул монитор в сторону парня. – Твоё творение? Это ведь вылитая моя помощница!
Демонесса на картинке и впрямь напоминала секретаршу Лукавого.
– Это не на мне… – признался парень.
Лукавый перевёл взгляд на девушку.
– Я правильно понял? – спросил он.
– Это Олег мне на память сделал… – сказала девушка.
– Покажешь? – поинтересовался Лукавый.
Девушка растеряно поглядела на парня.
– Да не стесняйся ты! – сказал Лукавый. – Я ведь почти доктор. Могу Айболитом быть, а могу и Йозефом Менгеле. Кого выбираешь?
Девушка, не долго думая, решила подчиниться.
– Действительно похожа! – восхитился Лукавый, оглядев татуировку. – А ещё эта рамочка в виде чёрных переплетений шиповника – тоже ведь красиво. Могу представить, как долго эти картинки от крови и дерьма отмывали, когда из ванны вас вытащили.
– Какого дерьма? – неодобрительно придрался к словам Лукавого парень.
– Да того самого, что из вас полезло, после того как вы окочурились и мышцы ваши расслабились! – ответил Лукавый. – Это же ведь только на первый взгляд вы ушли “готично”. А приехавшие на место судмедэксперты совсем другую картину застали!
Услышав это, девушка с парнем тут же обменялись растерянными взглядами.
– Да не вертись ты! – ругнулся Лукавый, поворачивая девушку так, как она стояла вначале. – Я ещё разглядывать не закончил!
Та повиновалась.
– Очень красиво! – Лукавый аккуратно провёл когтистым пальцем по девичьей коже, которая тут же от страха покрылась гусиными пупырышками.
– Холодно разве? – спросил её Лукавый.
Девушка не ответила, но ещё больше съёжилась.
– В общем, вот что я тебе предложить хочу, – сказал Лукавый парню. – Могу дать небольшую отсрочку! Посмотрим, что ты мне ещё из своих творений предложить сможешь… Если понравится – пристрою в художественный отдел. Согласен?
– Я больше не рисую… – покачал головой парень.
– Что, совсем? – удивился Лукавый.
– Я не рисую… – вновь ответил парень.
– А почему, если не секрет? – поинтересовался Лукавый.
– Моя работа, – сказал парень, – она напоминают мне о земной жизни… А та жизнь мне опротивела…
– И зачем тогда “на память” девочку разрисовывал? – спросил Лукавый, указав на подружку парня.
– Те рисунки – единственное, что мне нравится… – ответил парень. – А сам процесс работы стал ненавистен, и… мучителен…
– Фу ты, мля… – фыркнул Лукавый. – Так и скажи – обленился!
– Вы не понимаете… – покачал головой парень.
– Слушай, я не смогу тебя оставить, если ты будешь распиздяйничать, – предостерегающе сказал Лукавый.
– Мне всё равно… – ответил парень.
Лукавый воздохнул и что-то расчеркнул в ведомости.
– Знаешь, – сказал он. – Я ведь мог бы попробовать СИЛОЙ тебя заставить тебя работать…
Парень поглядел на него стеклянными глазами.
– Но с другой стороны – никогда ещё шедевры не выходили “из-под палки”…
– Дайте ему время! – вдруг попросила девушка. – Быть может, когда-нибудь он нарисует вам, всё, что вы захотите!
– Не думаю… – вздохнул Лукавый. – За это время он тут протунеядствует больше, нежели сделает…
– Но ведь вам понравилось! – сказал девушка.
– То, что есть, понравилось, – кивнул Лукавый, ставя печать в ведомости и нажимая кнопку вызова охраны. – Но что толку давать ему халявные харчи на всю оставшуюся вечность, если работа ему противна? Да и потом… – Лукавый вздохнул. – Я однажды дал шанс одному толковому учёному… Не оценил он этого… С тех самых пор мне как-то лениво амнистиями раскидываться…
На сей раз рогатые качки явились быстро.
– Классический расклад, – сказал им Лукавый. – Топим печку…
На удивление парень как-то апатично отнесся к этим словам. Девушка же, наоборот. засуетилась.
– Но почему же?! Попытайтесь дать шанс НАМ! – воскликнула она, когда её с парнем выводили из комнаты.
– Он был у вас в течении всей вашей жизни, – ответил Лукавый. – Вы отказались от него, когда легли в кровавую ванну…
– Рисунки!! – закричала у самой двери девушка. – Вы ведь губите не нас – губите ЕГО РИСУНКИ!!
– СТОЯТЬ!! – внезапно остановил охрану Лукавый, и, посмотрев на девушку, сказал: – Ты права!! Детка, милая! Ты ведь абсолютно права!! Я чуть не совершил крупную ошибку!!!
Глаза девушки вспыхнули надеждой.
– Я не буду жечь рисунки, – Лукавый повернулся к охранникам, и приказал: – Прежде чем жечь, снимите кожу с татуировками и придайте ей товарный вид.
– НЕТ!! ВЫ ЧТО?!?! – истошно завопила девушка, перекрикивая невнятные протесты парня.

– Нельзя уничтожать подлинники, – задумчиво сказал Лукавый, когда молодую парочку уволокли прочь.
Он ещё раз прощелкал Базу Мироздания, проглядел Татьянины стихи и Олеговы картинки, затем приступил к своей обычной работе.
К вечеру ему доставили несколько красивых рисунков помещённых в фигурные рамочки. Одним из них была вытатуированная на нежной девичьей коже роковая демонесса, как две капли воды похожая на Секретаршу Лукавого. Демонессу окружали чёрные стебли шиповника, переплетающиеся причудливыми узорами.
– Готично! – одобрительно кивнул Лукавый, аккуратно пристраивая портрет на рабочем месте возле компа.