В отличии от большинства готической мудохрени - очень недурно...

Театр «Крышка Гроба»

« Не пропустите! Всего одно представление!», - горланил мальчишка на углу шумной улицы. Но мало кто обращал на него должное внимание. А в полуподвальной квартире на окраине рабочего района эта новость была на слуху- с утра Эни, младшая дочь сапожника, перешивала поношенное платье, чтобы пойти в театр.
«Какое тебе, - злился отец, -ишь что вздумала- в доме лишней крошки нет, а она по театрам щеголять собирается! На что ты будешь жить со своими мечтами!»
Но она уже не воспринимала его слов - ожидание премьеры заполонило мысли. Достав из пыльной шкатулки медную брошь- память о покойной матери - девушка приколола ее на хрупкую ткань белого воротничка и выпорхнула из комнаты.
Как на крыльях неслась она по тротуарам, натыкаясь на нерасторопных прохожих, вдоль длинных улиц и узких переулков, через перекрестки и площади. Дойдя до маленькой аллеи, пересекавшей театральный сквер, Эни взглянула на часы: большие, как солнце, сиявшие на выступе башни… « Еще целых три часа!»,- с ужасом подумала она, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения. Впервые за день, оглядевшись вокруг, девушка нашла одинокую скамейку в тени клена и всем своим существом погрузилась на неё. Она увидела перед собой кованные парадные ворота театральной площади, и вспомнила, как, будучи маленькой девочкой, цеплялась за прутья и просовывала голову, чтобы увидеть поднимающихся по мраморной лестнице нарядных дам и кавалеров, сияющих, похожих на дорогие антикварные куклы детей, и черно- серых смурых гувернанток, которые в общем потоке бесед щебетали на странном языке, постоянно одергивая своих питомцев, если они не говорили так же. Эни вспомнила как мать, приходившая к театру торговать, рассказывала ей, что когда- нибудь она приедет сюда в огромной карете, под гул оваций поднимется по этой самой лестнице и войдет внутрь, а за спиной все будут с восторгом шептать: смотрите, это же знаменитая актриса! Отец, слыша подобные разговоры, как правило, долго кричал. Он до сих пор считает, что место Эни - за кованой оградой, потому как на большее в жизни простым людям рассчитывать нечего. И от этой мысли становилось особо грустно.
От ещё не спавшего летнего зноя клонило в сон, но Эни сохраняла бодрость - боялась, что не проснется вовремя, потому как всегда усталая от работы, она мгновенно проваливалась в крепкую дрему. В аллее было тихо, вопреки всему веки тяжелели, как вдруг, откуда то сверху девушку осыпали блестки нежного, но очень громкого голоса:
- Что за невинный цветок среди колючей поросли шиповника, -молвил он,- какая бархатная кожа под дымкой шелковых волос…
Эни оглядывалась, но не могла найти источника слов, пока не почувствовала прикосновение теплых губ к своему плечу.
-Кто вы,- почти крикнула она, с возмущением отскочив от скамейки, за которой, среди зелени, стоял молодой мужчина. Одетый в костюм по моде прошлого века, он смотрел на неё исподлобья перламутрового лица, обрамленного густыми, длинными волосами.
-Я часть той силы, что вечно хочет зла, и вечно совершает благо…, -сказал он, процитировав бессмертного Мефистофеля и ехидно улыбнулся. Всем своим видом он говорил, что смеётся не просто так, а над девушкой и её взволнованностью. Он странно смотрел на неё, и от взгляда этого не было спасения.
-Идемте,- протянул он руку,- ну идемте же.
-Никуда я с вами не пойду- с чего бы вдруг…Я вас не знаю…,- смутилась настороженная и взволнованная от неожиданности девушка.
- Вот глупая,- сказал он как бы в сторону, после чего добавил, утвердительно и эмоционально кивая головой,- я - артист, артист театра. Сегодня мы даем у вас спектакль. Вы разве не слышали о премьере?
Мужчина говорил все это так, будто Эни должна знать его в лицо, но непонимание с ее стороны явно умаляло его самолюбие. Выйдя из-за скамьи, он отряхнул наряд, откинул за спину непослушный локон и направился по аллее в сторону театра, напоследок кивнув девушке головой и еще раз, громко и чётко, чтобы она слышала, ехидно проговорил: «Глупая…»
Эни очень растерялась. Чувство вины за то, что она (как ей казалось) обидела артиста своим невежеством, застало ее врасплох. Кроме того, стыд за неумение говорить с людьми, за робость, за нелепость комком подступил к горлу, мешал ровно дышать. Вслед уходящему, огорчённая почитательница искусств крикнула:
- Господин артист, господин…
Но он не обернулся, безусловно, слышал, и не обернулся. Тогда девушка почти на цыпочках, чтобы не сбить единственные туфли, тихонько побежала за ним. Ей на мгновение показалось, что артист намеренно ускоряет шаг, впрочем, для неё причина такого поведения была не очевидной. Поравнявшись с ушедшим кавалером, Эни тихо, не успев отдышаться, сказала:
- Простите меня, я вас сразу не узнала - знаете, так много знакомых знаменитостей -, трудно предать как нервно она прикусила язык, зачем солгала - сама не знала.
Мужчина посмотрел на маленькую обманщицу косо, не поворачивая головы, спросил:
- В самом деле?
- Да…вот…,- неловко ответила Эни, вовремя замолчав, чтобы не сказать еще чего- нибудь лишнего.
Они остановились. Артист вновь протянул Эни свою ослепительно-белую руку и теперь уже вместе они отправились к театру. Пройдя через черный ход, артист увлек Эни в лабиринт коридоров, многодверных комнат и темных тамбуров. Стены неведомого ранее храма искусства, окрашенные в тёмно- малиновый цвет, были украшены портретами неизвестных господ в парадных фраках и напудренных париках. Дочь сапожника не знала их, но слышала, что в театрах обычно вешают портреты знаменитых композиторов и драматургов. И здесь, за кулисами, из оправы дорогих рам на проходящих грозно смотрели гении и злодеи, чьи творения способны переворачивать мир и будоражить сердце каждого отдельно взятого человека. Под портретами стояли резные деревянные кресла, обитые красным бархатом, между ними встречались постаменты с бюстами, высокие шкафы, двери, окна, тяжелые портьеры и изящные этажерки. Воздух в театре был необычный, трудно описуемый, но запоминающийся на всю жизнь. В нем витали ароматы дорогих духов и пудры, табака и дыма от него, запахи старинных вещей, сырости и чего- то ещё тут и там неожиданно появлялись со странным ветром, источник которого отсутствовал. Узкий коридор, высокие потолки, лепнина, гул от шагов - всё это очаровывало Эни, у неё даже немного закружилась голова. Артист же чувствовал себя вполне уверенно. По пути они вели беседу.
-Я всегда мечтала увидеть другую сторону сцены - суетливую, трудовую, обыденную…-, с восторгом и стремлением показать своё понимание предмета обсуждения говорила Эни.
- Считайте, что вы ее увидели,- ехидно ответил спутник,- но театр- это не труд в обычном смысле. Это искусство, порыв, полет… Понимаете?-, задумчивость поглотила его взгляд,- когда мы создали театр, ничего не могло остановить нас на пути достижения нашей главной цели - возложить на алтарь искусства все, чего оно заслуживает, ибо нет ничего более прекрасного и настоящего, чем искусство. Эта магия, феерическая мечта в своем воплощении, древняя божественная сила, и лишь мы, избранные судьбой, наделены даром творить как боги. В бесчисленных перевоплощениям мы можем быть кем хотим, в многообразии сюжетных линий мы проживаем тысячи жизней и нет никого более свободного в своих деяниях и помыслах, чем мы. Да, наше искусство отлично от другого, мы называем вещи своими именами и показываем то, о чем говорим. Но жизнь - не райский сад, и все те мерзости, которые мы избрали за основу наших повествований, вся темная сторона существования, столь любимая и горячо почитаемая собравшимися - вот истинный предмет нашего творчества. Лживые святоши поют о счастье, в то время как люди, чьи дикие и необузданные инстинкты пробуждают в них ярость, не видят ничего, кроме страдания. И это закон жизни.
Пафос, чрезвычайный пафос и гордость сделали красноречивого красавца выше и ещё недосягаемей, чем ранее. Конечно, многое из сказанного осталось неясным для несведущей в тонкостях театрального искусства. В воздухе повисла пауза, девушка вновь почувствовала себя виноватой, но преодолела скромную потупленность взгляда и спросила:
- А много ли актеров в вашей трупе?
- Не много,- уклончиво ответил её богоподобный сопровождающий,- мы часто приглашаем на малые роли непрофессионалов. Это придает спектаклям элемент живой жизни, непредсказуемости. Тем более, когда вокруг столько мёртвого…(он странно улыбнулся).
После этих слов лицо Эни воспламенилось, на нем безмолвно прочитывалось одно- единственное желание, которое артист без труда угадал.
- Если хотите, то мо….
-Спасибо, спасибо!!! Правда можно? Правда?-, страсть захватила её, Эни, которая ещё минуту назад была сама не своя от собственной застенчивости, ликовала, сердце её готово было взорваться от той бешеной скорости, с которой билось.
- Я…
-Я не верю, о, господи, спасибо,- визжала девчонка, пытаясь повиснуть на шее незнакомца, чьи руки ее не отстраняли.
Следующие несколько минут заполним молчаливый восторг. Но, нарушив тишину, Эни уже как бы со знанием дела спросила:
-А что за спектакль будет сегодня?
-О том, как из-за праздника люди забыли похоронить умершего товарища, просто накрыли гроб чем-то вроде покрывала и забыли…Так…
-О!-, протянула новоиспечённая актриса.
-Жизненный спектакль. Такое часто бывает, может, не в буквальном смысле, но бывает. Есть те, кто не стоит памяти, не так ли?
-Возможно…А много ли декораций, костюмов?
-Не много. Мы предпочитаем делать все очень натурально, чтобы зритель не чувствовал себя обманутым. Настоящая пища, оружие, алкоголь, яды…,-артист двусмысленно засмеялся, так что трудно было понять, шутит он или нет.
- А кровь?
- И кровь тоже.
«И кровь»,- повторила Эни и засмеялась с ещё большим восторгом.
В миг перед ними вырос тяжелый темный занавес, за которым виднелся пустой зал и сцена, посреди которой стоял огромный гроб, настоящий, старинный, пугающий. Помогая Эни подняться по ступеням, артист придерживал ее за руку, не отрывая взгляда от движения гибкой тела. Именно тогда девушка ощутила на себе жар его похотливых глаз, но не что не могло отвлечь её от неожиданной радости.
-Значит, вы бы хотели поучаствовать в спектакле,- с легким высокомерием напомнил мужчина,- тогда пройдите вот сюда… повернитесь…еще раз. Черт возьми, да из вас вышла бы неплохая актриса…
Эни вертелась, краснея от комплементов, и уже представляла карету и свое имя на афишах, как вдруг раздался женский голос:
-Это еще кто, - спросила экстравагантная красноволосая дама с мундштуком в зубах. Она подошла к Эни вплотную и выдохнула ей в лицо дым от крепкой вонючей сигареты.
- Кто это, а, - повторила она, обращаясь к артисту.
-Это, любовь моя, наша героиня…Стажерка, мне ее Адмун порекомендовал…
-А, раз Адмун, тогда ладно.
Мужчина подошел к женщине, рукой обхватил её правую грудь и крепко сжал, вызвав смех своей подруги и густой смущенный румянец Эни. Последней неожиданно захотелось уйти отсюда, потому, как всё тело её вдруг съёжилось от происходящего, она будто бы почувствовала себя какой то грязной, усталой. В одно мгновение её радужные мечты, вот- вот начинающие сбываться, резко отстранились, и в голове зажурчали иные мысли, посещающие, наверно, каждую наивную девушку в присутствии незнакомца, и при лицезрении подобной, чуждой её пониманию сцены. Только сейчас артист предстал перед ней в пугающем ореоле, но Эни не успела уйти - он приблизился к ней.
- Может, прорепетируем? -, с пылким азартом произнёс длинноволосый дьявол.
Девушка недоверчиво кивнула головой, понимая, что деваться ей некуда.
-Что я должна делать?
- Полезайте в гроб, моя дорогая, разденьтесь, прикройте лицо рукой и крепко зажмурьте глаза. На грудь положите розу, она там, в гробу.
Эни очень смутила необходимость обнажения, но, предвосхитив её протест, артист преподнес к её губам палец и почти шепотом настойчиво произнёс: «Ради искусства».
Растерянная и напуганная, она перелезла через боковую стенку и плюхнулась в глубь гроба. Там, стараясь не выдавать взволнованность трясущихся рук, она медленно сняла платье. Заметив ее нерасторопность, артист подошёл и сказал: « Позвольте вам помочь», а затем, не дожидаясь ответа, положил руку ей на шею и долго теребил выбившийся из причёски локон.
- Так, теперь руку и цветок,- подсказывал он,- хорошо…так…глаза….
Убедившись, что Эни ничего не видит, артист крепко сжал ей рот ладонью левой руки, а правой стал придерживать гроб, шатающийся под извилистыми рывками бьющейся жертвы.
-Молчи, хуже будет,- гневно шептал он, шлепая свою избранницу по лицу и рукам. Дыхание его стало влажным и тяжелым, кожа нагрелась.
Через мгновение он высвободил одну из рук и начал снимать с себя сюртук. Плавно, но очень быстро, он залез в гроб и последним, что чувствовала Эни, было горячее полуобнаженное тело, жадно поглощающее девичьи страхи…
Прошло около двадцати пяти минут, на сцене начали собираться действующие лица. Реквизит был готов, занавес подняли и ликующий зал приветствовал таинственную труппу, купая её в овациях и цветах. Посреди сцены стоял гроб с намертво прибитой крышкой, который, как и было задумано, накрыли портьерой и оставили забытым. После ошеломляющего аншлага публика долго не расходилась, звала артистов на бис, но лишь отгорели последние свечи, как зал опустел. Разнесли и декорации, и ящики с костюмами, только гроб всё так же безмолвно стоял посреди тишины… Гулкие шаги человека в чёрном плаще нарушили уединение сцены. Он подошел к гробу, погладил его твердый стан, обошел вокруг и скрылся за складками занавеса. Свет погас.
Отец прождал дочку всю ночь, и даже ходил на вокзал, к отъезжающему поезду с мыслью, что она могла по юному своему безрассудству поехать за труппой. Но там её не было, и нигде не было.
Наутро полиция уже прибыла к театру, хоть и с неохотой они отреагировали на слёзы старика. Отец и младшие дети впали в отчаяние - они не верили, что Эни найдут. Вместе со следователем сапожник прошел в зал, и в углу сцены, среди пыли и мусора, едва заметил что то блестящее. Неведомая сила заставила его наклониться, и он поднял медную брошь, ту самую… Глаза старика налились тяжёлой влагой - он не плакал, но готов был кричать и метаться из стороны в сторону.
-Это она, моя девочка…где она…где,- бормотал он, не понимая, что говорит.
В это время рабочие вышли в зал, чтобы ответить на несколько вопросов, и один из них заметил, что труппа забыла главный элемент вчерашнего спектакля - огромный гроб всё еще стоял посреди сцены. Почему то никто не подошел к нему? Только среди перешептывающихся полицейских прозвучал нелицеприятный отзыв о прогремевшем здесь спектакле.
-Уберите,- скомандовал всегда хмурый следователь, и лишь тронули рабочие гроб, как кто то из них пошутил: «Ну надо же какой тяжёлый. И настоящий.»
- Подождите, откройте…,- тихо попросил отец Эни.
Опять- таки с неохотой помощники следователя всё же удовлетворили данную просьбу.
И гроб взломали. Внутри было тело девушки, обнаженное, с предсмертными кровоподтёками от побоев. На груди чья то рука красивыми буквами с помощью ножа вывела надпись: «Ради искусства».

TERRA TERATOS aka PANTERA, Цикл “Вспомни о готике”, 2001 год